УСТАВ СВЯТАГО ВАСИЛИЯ ВЕЛИКАГО,
СОДЕРЖАЩИЙ ТЕОРИЮ И ПРАКТИКУ
ПОДВИЖНИЧЕСТВА ВООБЩЕ
1.
Иночество св. Василия Великого и
устроение им
монастырей.
Св. Григорий и теперь не мог тотчас поспешить к св. Василию, и извещая (между письмами св. Григория не сохранилось такое; но что оно было, видно из ответа св. Василя Пис 2.) его о сем, просил между прочим описать, как течет у них жизнь и как проводится время. Св. Василий, отвечая ему, написал полную картину мироотречной жизни, которая у него на деле только начиналась, в уме же созерцаема была во всех подробностях. Это письмо можно назвать предначертанием будущего устава, или изображением того идеала жизни, какой образовался у св. Василия во время его путешествий и какой осуществить неудержимо стремился он теперь. Вот это письмо с небольшими сокращениями. «Положение
места, говоришь ты, не много значит и не может в душе твоей произвести
сколько-нибудь влечения к тому, чтобы жить с нами вместе, пока не узнаешь
чего-нибудь о нашем образе жизни и о препровождении у нас времени. Рассуждение
достойное твоей души!
«Но
я стыжусь и писать о том, что сам делаю в этой пустыне ночь и день. Ибо хотя и
оставил я городскую жизнь, как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя. Но похожу на людей,
которые по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют
тошноту, жалуются на величину корабля, как на причину сильной качки, и перейдя
с него в лодку или в малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением;
потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором
отношении и мое положение; потому что нося с собою
живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами, а потому немного
извлекаем пользы из этого одиночества.
«Что же надлежало нам сделать, и с чего начать, чтобы
идти по следам Вождя нашего спасения? ибо Он говорит: «аще кто хощет
по Мне ити, да отвержется себе, и возьмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16,
24).—Вот что:
«Надобно
стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз,
который в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается вверх и
вниз, не может ясно видеть того, что пред ним, а напротив того, если хочешь
сделать, чтобы зрение его было ясно, надобно устремить взор на один видимый
предмет; так и ум человеческий,— если развлечен тысячами мирских забот, не
может ясно усматривать истину. Как не связанного еще узами брака приводят в
смятение неистовые пожелания, неудержимые влечения и какие-то мучения любви,
так вступившего уже в супружество встречает новое волнение забот: когда нет
детей, желание иметь их, а когда есть дети, попечение об их воспитании;
охранение супруги, рачение о доме, надзор за служителями, утраты по дого ворам,
споры с соседями, тяжбы в судах, опасности в торговле, труды в земледелии.
Каждый день приносит с собой свое омрачение душе, — и ночи, получая в
наследство дневные заботы, обольщают ум теми же представлениями. Один только способ избежать сего: это - удаление
от мира сего.
«Удаление
от мира состоит не в том только, чтоб телом быть вне мира, но чтоб и душой оторваться от всех пристрастий. Это
прежде всего исполняет душу безмятежием, делая ее свободною от всех попечений и
забот мирских и житейских, и давая ей возможность принимать во всей силе
напечатлеваемое Божественным учением.
«Вместе
с сим оно вводит в уединение и отстраняя от обычаев мирских, питающих страсти, с первого шага укрощает их и
дает разуму способ совсем отсечь их от души.
Как не трудно одолевать укрощенных зверей, так пожелания, гнев, страх и скорби,
— этих злых и ядовитых зверей в душе, удобнее преодолевать силою разума, когда
они усыплены безмолвием, и не приводятся в рассвирепение постоянным
раздражением.
«Так
уединенное безмолвие служит началом очищения,
когда ни язык не произносит чего-либо человеческого, ни глаза не заняты
рассматриванием доброцветности и соразмерности в телах, ни слух не расслабляет
душевного напряжения слушанием песней, сложенных для утех, или разговорами
людей шутливых и смехотворных, что, обыкновенно, всего более ослабляет душевные
силы. Ум, не рассеяваясь по внешним
предметам, и не развлекаясь миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же
этою добротой приходит в забвение о самой природе; душа
не увлекается ни попечением о пропитании, ни хлопотами об одеждах, но, будучи
свободна от земных забот, всю свою ревность обращает
на приобретение вечных благ, на то, чтобы возрастали в ней целомудрие
и мужество, справедливость и благоразумие, а равно и прочие добродетели, которые,
состоя под сими родовыми добродетелями, обязывают ревнителя всякое дело в жизни
исполнять должным образом.
«Сим
образом устрояется жизнь полная благочестивых
упражнений, питающих душу Божественным. И что блаженнее сего — на земле подражать лику ангелов: при
самом начале дня поспешать на молитву, чествовать Создателя песнями и пеньями;
потом, когда воссияет совершенно солнце, принявшись за дела, и везде имея при
себе молитву, приправлять свои работы псалмопением, как солью; потому что
песненные утешения приносят душе беспечальное и радостное успокоение?
«А
самый главный путь, которым отыскиваем
то, к чему обязывает нас долг, есть изучение
боговдохновенных Писаний, потому что в них находим мы правила
деятельности, и в них жития блаженных мужей, представленныя в письменах,
подобно каким-то одушевленным картинам жизни но Богу, предлагаются для
подражания добрым делам. В чем бы кто ни сознавал себя недостаточным, занимаясь
Писанием, в нем, как бы в общей какой врачебнице, находит врачевство, пригодное
своему недугу: у Иосифа учится целомудренным поступкам, у Иова — терпению, у
Давида и Моисея—кротости и безгневию. И как живописцы, когда пишут картину с
картины, часто всматриваясь в подлинник, стараются черты его переносить в свое
произведение; так и возревновавший о том, чтобы соделаться совершенным во всех
частях добродетели, должен при всяком случае всматриваться
в жития святых, как бы в движущиеся какие изваяния, и что в них
доброго, то чрез подражание делать своим.
«Опять
если за чтениями следуют молитвы, то
душа, движимая любовью к Богу, приступает к ним бодрее и зрелее. Прекрасна же
молитва, уясняющая в душе мысль о Боге. А посредством памятования водруженная в нас мысль о Боге есть вселение в нас самого
Бога. Таким образом делаемся мы храмом
Божиим, когда непрестанное памятование о Боге не прерывается земными
заботами и ум не возмущается внезапными страстными движениями, но избегающий
всего Боголюбец уединяется в Боге, отражая
от себя страсти, приманивающия его к невоздержанию, и проводит
время в занятиях, ведущих к добродетели.
«Смиренному
и сокрушенному образу мыслей приличны взор
печальный и потупленный в землю и небрежность о наружности. Что плачущие
делают с намерением, то у нас должно выказываться ненамеренно. Надобно, чтобы
хитон был собран на теле поясом; подпояска же чтоб лежала не выше чресл (это
было бы жепоподобно), и не так слабо стягивалась, чтоб хитон мог развеваться
(это было бы рассеянно). Походка должна быть не
медленная, которая изобличала бы душевное расслабление, и опять не скорой и торопливой, которая
обнаруживала бы исступленныя движения души. Цель
одежды одна — служить для плоти покровом, достаточным зимою и летом.
Хорошо, если хитон имеет столько толщины, что надевший его может согреться, не
имея нужды в другом. Обувь должна быть по цене дешевая, но достаточно
удовлетворяющая потребности.
«Как
в одежде надо предпочитать необходимое, так в пище
удовлетворит нужде хлеб, жажду утолит у
здорового вода, и еще варенья из семян могут
поддерживать в теле крепость для необходимых потребностей. Вкушать пищу должно
не обнаруживая бешеной жадности, но во всем соблюдая твердую и степенную
воздержность от удовольствий, имея ум не праздным от мысли о Боге даже в это самое время, и самое свойство снедей и
устройство приемлющего их тела обращая в побуждение к славословию Устроителя
вселенной, Которым примышлены разные роды снедей, приспособленные в свойству
тел.
«Молитвы
пред вкушением пищи должно совершать достойно даров Божиих, какие и теперь
подаются, и сберегаются на будущее время. Молитвы же по вкушении пищи пусть
содержат в себе и благодарение за дарованное и прошение обетованного.
«На принятие пищи должен быть назначен
один определенный час, и при том один и тот же, в продолжение известного
срока, так чтобы из двадцати четырех часов в сутках он только один употребляем
был для тела, все же прочие часы проводил подвижник в умном делании.
«Сон должен быть легкий, от которого без труда
можно пробудиться, и какой естественно следует после малого вкушения пищи; его с
намерением надо прерывать попечениями о делах важных. А погружение в глубокое
усыпление до расслабления членов, чем дается время неразумным мечтаниям, предает
спящего таким образом ежедневной смерти. Напротив того, на что другими употребляется
утро, на то подвижникам благочестия служить полночь; потому что ночное безмолвие всего более даст свободу душе, когда ни глаза, ни уши
не передают сердцу вредных зрелищ или слухов, но ум наедине
пребывает с Богом, и как исправляет себя припоминанием прежних грехов,
так предписывает себе правила к уклонению от зла, и к совершению преднамереннаго
испрашивает содействия у Бога.
«Таково
тебе сказание братской любви, о любезная глава!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий